О том, что Эдику Пешне уготована весьма незавидная доля, напророчила еще
в 1943 году одна старая грязная цыганка. Они тогда почти всей семьей
(он, мать и младшая сестра) проживали в качестве эвакуированных в
Башкирии. И надо же такому случиться, что в их эшелон каким-то образом
затесалась и эта диковинная старуха. Совершенно одинокая, никому не
нужная и вдобавок ко всему в хлам сумасшедшая. Тряся бесчисленными
юбками, она сутками бесцельно слонялась по поселку, низко опустив
патлатую голову, и всех встречных-поперечных обязательно предупреждала
гортанным выкриком: - Берегись, честной народ, черный сглаз со мной
идет! Многие бабы, между прочим, ей верили и спешили убраться с
дороги прочь, пугливо хватая маленьких детишек в охапку. Эдик же, как
сознательный советский пионер, в нечистую силу и бабкины сказки не верил
и относился к цыганке если не враждебно, то с откровенным презрением.
Пока не столкнулся на реке Белой тет-а-тет, куда он пришел в знойный
день позагорать, а она, видимо, простирнуть свои невообразимые лохмотья,
именуемые верхней одеждой. Увидев беспечно развалившегося на
прибрежном песочке Пешню, старуха по-хозяйски поманила его кривым
пальцем и ни с того ни с сего строго спросила: - Ты знаешь, что у
тебя багровое пятно меж лопаток? - Знаю, конечно, - безмерно удивился
Эдик. - Мамка говорит: это родимое пятно. - Очень большое пятно. -
Ну и что? - И точно по центру. - Оно у меня с рождения. - Дай
потрогаю, - потянулась к нему старуха и, не дожидаясь разрешения, еле
слышно коснулась спины. - Плохо, - сказала она. - Нехорошее пятно.
Недоброе. Раньше такие пятна назывались отметинами дьявола, и людей, ими
отмеченных, безжалостно палили на кострах, как приносящих всем
несчастья. По ногам и шее оробевшего Пешни поползли неприятные
мурашки, но ударять в грязь лицом перед темной и наверняка безграмотной
старухой пионеру было негоже. - Ерунда! - твердо заявил он, - Бога
нет! - И, быстренько натянув штаны, торопливо зашагал в сторону поселка.
Не оборачиваясь. - Ишь ты, какой атеист выискался! - забухтела она
вслед. - От горшка два вершка, а туда же... Ты лучше вспомни, сколько
твоих родственников постепенно окочурилось после твоего рождения. И
учти: это только цветочки. Цыганка чего-то бухтела еще про знакомых,
но Эдик уже ничего не слышал и, наверное, об этой странной встрече
напрочь забыл бы, если б на следующий день не погиб его верный друг и
одноклассник Гришка Морозов. - Я сидел дома и учил уроки, - вспоминал
спустя 35 лет Пешня, находясь на психиатрическом освидетельствовании в
институте им. Сербского. - Как вдруг прибегает бледнее мела сестра и
истошным голосом орет, мол, только что утонул Гришка. "Будя врать-то, -
засмеялся я. - Мы с ним всего десять минут назад расстались, а до Белой
от нас пылить минимум полчаса". - "Так он в колодце утонул. В колодце! -
орет она. - сел на край, перегнулся - и даже вскрикнуть не успел". Меня,
помнится, аж в холодный пот бросило. Ну, думаю, накаркала старая карга.
Встречу - убью! А потом обстоятельно поразмышлял, повспоминал кое о чем
и пришел к выводу, что цыганка здесь абсолютно ни при чем. Она лишь
констатировала уже состоявшийся факт. Впрочем, чего я вам распинаюсь,
когда вы всю мою подноготную и без того из материалов уголовного дела
знаете...
Из уголовного дела: "Пешня Э.Ф. родился в 1933 г. в
Лодейнопольском районе Ленинградской области... Отец Пешни выпивал,
избивал мать, вел беспорядочный образ жизни... погиб в 1940 году, в
Финскую кампанию. Мать вторично вышла замуж и в апреле 1941 г. переехала
с семьей в Ленинград... В 1942 г., находясь в эвакуации, они получили
извещение, что отчим Пешни погиб на фронте... Два двоюродных дяди по
линии матери лечились в психиатрических больницах, и один из них в 1967
году бросился под трамвай... Пребывая уже в зрелом возрасте, мать Пешни
часто говорила, что она кого-то боится и что за ней следят... в 1976
году покончила жизнь самоубийством..."
НЕСЧАСТЬЕ ЗА
НЕСЧАСТЬЕМ - Постоянно помня о зловещем пророчестве старой цыганки, -
продолжал рассказывать психиатрам Пешня, - я довольно долго не хотел
обременять себя женой и детьми. Так как предчувствовал: ничем хорошим
моя женитьба обернуться не может. Потом все же влюбился в Полину и сам
не заметил, как с ней расписался. Ровно через десять месяцев у нас
родилась дочь, а еще через год я уехал на заработки в Казахстан, где
вскоре получил от жены телеграмму, что наша девочка умерла от
двухстороннего воспаления легких. С горя чуть было не вскрыл себе
вены. Затем одумался и поехал на похороны. Вернувшись с кладбища, сильно
избил Полину за то, что не уберегла ребенка, и отправился проведать
мать. Которую обнаружил повесившейся в туалете... Однако вспоминать об
этом вслух мне очень тяжело до сих пор. Очень...
Из уголовного
дела: "Вернувшись досрочно из командировки, Пешня вместе с товарищем
поехал навестить свою мать. Дверь в квартиру была закрыта, стучал, никто
не открывал. Отпер своим ключом дверь, нашел мать в туалете повешенной.
Товарищ пошел вызывать "неотложную помощь", и пока врачи оказывали
помощь матери, Пешня повесился на том же месте, где сняли с петли мать.
Его удалось спасти. Мать - нет. Переживая смерть матери, он не
присутствовал на ее похоронах, в течение двух недель почти ничего не ел и
не разговаривал с родственниками и знакомыми".
ЕЩЁ ДВЕ СМЕРТИ С
женой я, понятное дело, развелся. И вовсе не из-за кончины дочери.
Просто я ее любил и потому не собирался накликать на Полину новые
непоправимые несчастья. Тем более, на похороны матери приезжала младшая
сестра с мужем, и тот по секрету сообщил, что врачи у нее подозревают
рак желудка. А спустя полтора года сестра тоже умерла. Что же касается
меня, то я впервые угодил тогда в психиатрическую больницу, где
пролечился около четырех месяцев. После попадал туда еще трижды, но при
каких обстоятельствах, сейчас уже не помню. Помню только, в голове,
словно гвоздем, засела одна-единственная мысль - не навредить бы
кому-нибудь своим существованием. В связи, с чем я практически прекратил
общение с родней, перестал знакомиться с другими людьми и, по мере
возможности, постарался раззнакомиться со старыми друзьями. А тут, как
на грех, вышел вечером чуток прогуляться и ненароком повстречал своего
лучшего товарища детства. Того самого, с которым мы на пару вынимали из
петли мать. Он ко мне, конечно, с объятиями, а я ему: "Уйди, Толик, а
то и тебе худо будет". Он же как будто оглох: принялся приставать ко
мне с расспросами: как поживаю, да что поделываю и хорошо ли себя
чувствую? А я, если чего и чувствовал, так это нависшую над ним беду
от своего близкого присутствия. Поэтому, исключительно из добрых
побуждений и желая порвать с ним всяческие отношения насовсем, я сильно
ударил его кулаком в подбородок. Не устояв на ногах, Толик упал, с
размаху насадившись затылком на торчавший из-под земли металлический
прут от строительной арматуры. Слава Богу, хоть не мучился, бедолага.
Только дрыгнул в разные стороны ногами, как лягушка, - и все! Сообразив,
что натворил, я побежал домой за веревкой, собираясь повеситься прямо
на месте его гибели, на дереве. Но пока бежал, пока искал подходящий
крепкий шнур и возвращался обратно, возле тела Толика уже стояли
милиционеры, которые меня по моей же просьбе и задержали...
ЧЕМПИОН
ПО СУИЦИДАМ
Будучи арестованным и привлеченным к уголовной
ответственности за убийство, Пешня за последующие два года сподобился
побывать аж на четырех экспертизах, и по утверждению самого последнего
"акта психиатрического освидетельствования", за этот период им
предпринималось 16 (шестнадцать!) попыток самоубийства. Что судебных
врачей несказанно тревожило, но отнюдь не удивляло. Поскольку в том же
акте про неадекватное поведение Эдуарда Филимоновича говорилось
следующее: "... Испытуемый подавлен, испытывает страх, тревогу,
утверждает, что кругом него "шпионы"... Сообщает, что слышит голос
умершей матери. Считает себя виновником ее гибели. При упоминании о
матери в беседе плачет, высказывает недовольство, что ту не пускают к
нему на свидание. На замечание, что его мать умерла, настойчиво
повторяет, что она для него всегда жива... Большую часть времени
проводит в постели, стремится укрыться с головой одеялом. Говорит, что у
него "все сгнило внутри"... Питается избирательно, не пьет компот -
жалуется, что в компот добавляют вещества, которые влияют на половые
способности мужчины... На рубашке рисовал кресты, объясняет, что "так
надо"... Безразличен к своей судьбе, говорит, что жить ему осталось
немного... Рисует рисунки стереотипного содержания: изображает кладбище,
три гроба, принадлежащие матери, дочери и ему, футбольный мяч и три
голубя, летящие с письмами к гробам..." В заключение остается лишь
добавить, что семнадцатая попытка повеситься Эдуарду Филимоновичу вполне
удалась
